Автор данного эссе, признавая историческую роль Льва Троцкого и значение его идейно-политического наследия, остается тем не менее скептиком относительно главного детища всей жизни Троцкого — Четвертого Интернационала. По его мнению, международное троцкистское движение в послевоенный период не сумело стать полноценным революционным движением, было «задушено капиталом» и не вышло за рамки своего рода «воскресного социализма», то есть благих пожеланий, не подкрепленных реальной революционной практикой.
Такой взгляд продиктован прежде всего слабым знакомством с реальной историей современного марксизма, что отчасти неудивительно в условиях, последовавших вслед за распадом Советского Союза и массивной идеологической кампанией по всему миру, цель который состояла в том, чтобы отождествить банкротство сталинизма в СССР с любой попыткой революционного обновления мировой системы прибыли. В данном эссе видны следы некритического восприятия этой пропагандистской фальсификации. Автор говорит, например, о «крушении социализма», о том, что после 1991 года «мир социализма рухнул, по крайней мере, сузился». Такое представление может породить только самый безнадежный пессимизм.
В действительности, несмотря на послевоенную стабилизацию мирового капитализма (которая была достигнута при прямом соучастии и активной поддержке со стороны сталинистской бюрократии и породила громадное давление на революционное движение, вызвав реформистское перерождение многих его слоев), Четвертый Интернационал не только сохранил историческую преемственность революционной традиции в международном масштабе, но и сумел развить многие базовые концепции марксизма с точки зрения новых исторических условий. Сегодняшний растущий авторитет Мирового Социалистического Веб Сайта является лучшим доказательством того, что революционный марксизм не только не оказался «задушен», но, напротив, находится в периоде своего исторического подъема в качестве силы, способной вести за собой массовые передовые слои международного рабочего класса.
* * *
По
числу поворотов, неожиданностей, острых
конфликтов,
подъемов и спусков,
можно сказать, что моя жизнь изобиловала
приключениями...
Между тем, я не
имею ничего общего с искателями
приключений. Л. Троцкий
Лев Давыдович Троцкий удивительно многогранная личность. Политик-революционер, выступавший на гребне волны самых значительных событий первой половины XX века, замечательный писатель, философ и историк-аналитик, написавший многие тома книг, стратег армии, НЭПа и индустриализации СССР, он — человек исключительно яркой биографии, переплетенной водоворотом событий тревожной эпохи. Имя Троцкого известно всему миру, и в то же время о нем никто и ничего толком не знает.
Литературное наследие Троцкого, почти никому не известное, в том числе и историкам, велико. Различные статьи, очерки, книги Троцкого издавались с 90-х годов XIX века. Еще при жизни Ленина государственное издательство начало выпуск собрания сочинений Троцкого, но приостановило его в 1927 году, успев, однако, выпустить тринадцать томов. Несколько ранее были опубликованы пять книг его военных работ. Троцкий успешно возглавлял Красную Армию на протяжении пяти лет с самого ее основания. После изгнания из СССР он, проживая в Турции и других странах, написал автобиографию Моя жизнь, Историю русской революции — самый фундаментальный труд в трех книгах (два тома), книги Сталинская школа фальсификации, Перманентная революция, Что такое СССР и куда он идет. С 1929 по 1940 годы — до смерти Троцким издается Бюллетень оппозиции, где на 90% материала принадлежит его перу!... «Перо» — один из первых псевдонимов Троцкого еще задолго до Октября. Все номера Бюллетеня оппозиции были опубликованы скромным нью-йоркским издательством в четырех книгах солидного формата. Это заграничное издание на русском языке ныне является раритетом. Троцкий выступал как литературный и художественный критик. В 1923 году вышла его книга Литература и революция. Общее литературное наследие, написанное удивительно живым и богатым языком, могло бы составить не менее чем 40-томное издание. Несмотря на проведенную в скитаниях и бурных революционных битвах жизнь, Троцкий, вне сомнения, — одна из выдающихся фигур в мировой литературе. В публицистике, исторических трудах, политической полемике, в мемуарах и литературной критике он выступает прежде всего как революционер и мыслитель. Блестящий оратор, увлекающий словом широкую публику, военный стратег, за год создавший образцовую Красную армию, администратор, наладивший транспорт железных дорог, скиталец и изгнанник, исколесивший мир, Троцкий ценил тишину и возможность изложения мыслей на листе бумаги. Бернард Шоу называл его «Королем памфлетистов».
Троцкий наиболее последовательный и правдивый историк событий 1917 года. Он первым продиктовал в перерывах между переговорами в Брест-Литовске исторический очерк о революции и он же завершил ее осмысление, написав обстоятельную двухтомную Историю русской революции. Известный западный историк И. Дойчер писал: «Как рассказ о революции одного из действующих лиц этот труд уникален в мировой литературе». В нашей стране исследователей этой трехтомной работы быть не могло: в СССР не подозревали о подобных книгах. «История русской революции» после казенных официальных учебников действительно раскрывает нить тревожных событий и представляет нам всех ее вершителей людьми, а не истуканами. По глубине суждений, силе обобщений и добросовестности обращения с фактами трудно не признать, что Троцкий наиболее объективный историк Октября. История Троцкого не по зубам незадачливых критикам и поэтому ее пытаются замолчать. Замалчивание наиболее значительных исторических трудов — это один из испытанных способов лжи, возведенных в систему. Кроме того, наконец-то изданная в России «История русской революции» заваливается писателями-угодниками хламом псевдоистории, из которого в основном черпают главные сведения уважаемые наши граждане.
Имя Троцкого надо соединить с именем Ленина, подобно Энгельсу и Марксу. Но, к сожалению, об этом мало кто знает. Написанные многочисленные книги о Троцком, не выдерживают элементарной критики, если их поставить в ряд событий эпохи, и в них сквозит неприкрытая ложь апологетики. Это ложь направлена не только против самого Троцкого, но прежде всего против истории Октября, чтобы уничтожить веру людей в социальную справедливость. Само по себе понятие социальной справедливости ныне непопулярно в идеологии всех сильных государств. О Троцком не знают правды прежде всего потому, что пишут о нем только пасквили и почти ничего не печатают из огромнейшего наследия, вышедшего за многие годы из под его пера. Майн Кампф Гитлера, например, под шумок демократии разнесли по всем странам в миллионных экземплярах, потому что нацистские организации щедро оплачиваются. Троцкого стали печатать усилиями и средствами энтузиастов крошечным тиражом. Такова пропорция торжества лжи над справедливостью в современном управляемом деньгами мире.
Надо сказать, не только история Октября, но и вся мировая история ХХ века напрочь оболгана. Удивительно ли это, если учесть, что на протяжении ХХ века полыхали две мировые войны и постоянно нависала угроза третьей, что большая часть мира (Азия, Африка, Латинская Америка) находилась в колониальном рабстве у Европы и Америки, что мир из ХХ века перешагнул в ХХI со страшным ощущением пессимизма и кризиса как в экономике, так и еще в большей мере, в культуре. Лживый миропорядок лживо обосновал свои поползновения: история, литература, искусство — все в ХХ веке приняло уродливые формы и лицемерный характер. Официальные наука и искусство менее всего были призваны сказать правду, а, следовательно, мало кто знает историю своего века и тем более историю Октября, умышленно фальсифицированную идеологами всех лагерей.
В мире капиталистических стран Октябрь подается без всякого осмысления, как исторический факт, сам собой явившийся, без причин и связей в событиях, т.е. как соус к говядине, после которого улучшается пищеварение и клонит ко сну. Нынешние зарубежные марксисты всех толков увлекаются марксизмом так же платонически, как болельщики футболом. За границей не сказали об Октябре правды. Немногие объективные исследования на Западе армия профессиональных лгунов засыпала томами предвзятой писанины. В Америке и Европе среди левых политических течений, причисляющих себя к коммунистическим, есть много групп, называющихся троцкистскими. Ни к чему не обязывающие пересуды о несовершенстве мироустройства собирают любителей выпить кружку пива на различного рода вечеринках. Такие вечеринки полезно посетить лишь за тем, чтобы составить представление о вялости западного марксизма.
В СССР эпигоны сталинских времен и сам Сталин в первую очередь по мере упрочения своей власти постарались запутать события революции и Гражданской войны с тем, чтобы объявить себя непогрешимыми наследниками этой власти. Заодно они объявили себя продолжателями дела Ленина, которого канонизировали после его смерти на свой ранжир. Памятники Ленину были выставлены по всей стране как иконы в храмах. Троцкий символизировал зло в мироздании сталинистов и был объявлен «врагом народа».
Хрущев и его последователи осудили «культ личности» Сталина, но оставили всю сталинскую ложь о Великой революции, поскольку сами не собирались быть продолжателями большевистского дела, т.е. не собирались строить власть в интересах создающих блага. Партократия Брежнева возвела историю КПСС в культ и сделала из живых деятелей революции житие святых. «Демократы» последнего десятилетия низвергли надоевшие народу идолы, но они же более всех предшественников по вранью, при видимости открытых архивов, особенно изощренно оклеветали историю ХХ века. Клевета тех, кто разрушил СССР и продал страну крупному капиталу, загнав разъединенные республики в Третий мир, отражает разницу в наживе новоявленных миллионеров к ограбленным народам. С крушением социализма в разграбленной стране понадобилась новая идеология, оправдывающая капиталистическую эксплуатацию народа и нажитые незаконным путем состояния грабителей. Новые идеологи обвинили революционеров во всех смертных грехах и в первую очередь Ленина и Троцкого, приписав на их счет все злодеяния сталинистов. Революцию (стремление угнетенных к справедливости) объявили, как и во всем капиталистическом мире, высшим злом. Война, например, в этом мире не считается столь большим злодеянием, поскольку она приносит прибыли. Поэтому у всякой войны есть свои оправдания перед народами в виде патриотической лжи и поэтому же обмазаны грязью честные имена революционеров. Клевета о Троцком и сегодня находит поддержку у новых наемников, среди которых больше всех постарался «историк» Волкогонов. Самые большие преступления последнего десятилетия ознаменовались самым большим враньем.
Биография Льва Давыдовича Троцкого особенно интересна неожиданными поворотами судьбы. Эпоха революционных настроений конца XIX века с 17-летнего возраста увлекла Троцкого к революционной пропаганде. Год спустя после окончания школы он был арестован за активное участие в «Южно-русском рабочем союзе». После тюрем в Николаеве, Херсоне, Одессе, которые явились для него одновременно университетами, Лев Троцкий был сослан в глубокую Сибирь, на Лену, в Усть-Кут. «Река Лена была великим путем ссылки», — пишет в Моей жизни Троцкий. Здесь он познакомился с Урицким, Дзержинским и многими другими революционерами. Будучи политическим арестантом он обстоятельно штудировал Маркса, впервые услышал об Искре и Ленине, прочел труд Ленина Развитие капитализма в России и начал писать свои просветительские статьи в иркутской либеральной газете Восточное обозрение. В 1902 году ему удалось бежать из ссылки через всю Россию в Европу, где он встречается с Лениным, знакомится со столпами европейского марксистского движения Плехановым, Засулич, Аксельродом, изучает иностранные языки и читает в русских студенческих колониях рефераты. Побег из Сибири осуществлялся по паспорту на имя Троцкого: это имя закрепилось за Львом Давыдовичем на всю жизнь, настоящая его фамилия — Бронштейн. В 1903 году Троцкий принимает участие в работе II съезда РСДРП, заседавшего сначала в Брюсселе, а затем в Лондоне. На съезде разыгралась трагедия, разделившая его участников на большевиков и меньшевиков. Троцкий, примкнувший к меньшевикам, вскоре занимает нейтральную позицию, а накануне революции 1905 года выдвигает одинаковые с ленинцами требования. Первая революция застала его в 25-летнем возрасте.
Троцкий отправляется в Россию. Политическая зрелость, смелость и организаторский талант выдвигают его в председатели Петербургского Совета депутатов. Совет руководил самой мощной Октябрьской стачкой и основные решения Совета были формулированы Троцким. В декабре Петроградский Совет был арестован, а видных его участников ждали тюрьмы и ссылки. В пересыльных тюрьмах Троцкий написал книгу 1905, которая была переиздана вскоре в разных странах мира. Не без иронии он отмечал впоследствии: «В конце концов, я не могу жаловаться на свои тюрьмы. Они были для меня хорошей школой. Плотно закупоренную одиночку Петропавловской крепости я покидал с оттенком огорчения: там было тихо, так ровно, так бесшумно, так идеально хорошо для умственной работы». Суд приговорил всех видных участников Совета депутатов к пожизненной ссылке и каторжным работам в случае побега. Ссыльных по этапам отправили в Березов, традиционную глушь, куда некогда был сослан Петром Великим князь Меньшиков. Безнадежная перспектива толкнула Троцкого на побег, исходом которого была большая вероятность затеряться в бескрайней Сибири и замерзнуть, чем оказаться на воле. По реке Сосьве на оленях, а затем по Уралу на лошадях был проделан путь более тысячекилометровой дальности. Через Петербург и Скандинавию Троцкий с семьей эмигрировал в Западную Европу. Новая эмиграция продлилась десять лет.
После первой революции царизм, подлатавший государство столыпинской конституцией, еще более усилил реакционный режим, не решив по существу экономических проблем и прежде всего аграрного вопроса, составляющего основу экономики того времени. Не решенные царизмом исторические задачи обещали новые народные возмущения и новый революционный подъем. Но в эпоху реакции это не было очевидно. Поражение революции вызвало уныние многих участников. Нужна была борьба со скептиками, осмысление опыта революции 1905 года, воспитание кадров, рассчитанное на подъем новой революции. Проживая в основном в Вене во время долгой эмиграции Троцкий участвует в европейском революционном движении: издает с 1908 года газету Правда, полемизирует с лидерами Второго Интернационала, знакомится со многими социалистами, в том числе с Августом Бебелем, Карлом Каутским, Жаном Жоресом, Карлом Либкнехтом, Розой Люксембург. Яркие характеристики незаурядных фигур Интернационала у Троцкого сменяются саркастическими статьями об измельчании политических движений социалистов. Второй Интернационал — детище Энгельса давно изживал себя после смерти своего создателя. Причисляющие себя к революционерам рутинеры социал-демократических верхушек были заняты амбициями, искали карьеры, вместе с тем писали хорошие марксистские статьи, но не показывали зрелости и не проявляли мужества в быстро меняющихся событиях. С началом Первой мировой войны большинство социал-демократических лидеров в угоду правящим классам закричали о патриотизме. Патриотизм означал участие в войне своих народов до победы. На победу, как известно, надеются обе воюющие стороны. Троцкий в книге Война и Интернационал резко выступил против социал-патриотов, скатывающихся всегда к шовинизму и трусливым сделкам с официальным курсом правительства. В сентябре 1915 года состоялась знаменитая Циммервальдская конференция, которая прежде всего усилиями Ленина взяла курс на перерастание империалистической бойни в революцию. Троцкий вместе с Лениным принимал активное участие в Конференции. Конференция дала сильный толчок антивоенному движению в разных странах.
Бессмысленные жертвы в мировой войне сеяли среди солдат всех армий революционные настроения. Активных революционеров стали преследовать за границей даже те правительства, против которых воевала Россия. Троцкого выслали из Франции, затем из Испании, откуда он отправился в Нью-Йорк. Все годы эмиграции Троцкий писал критические и революционные статьи для газет Правда, Киевская мысль, Новый мир и т.д., издававшихся в разных странах мира и на скромные гонорары которых существовала его семья.
Февральская революция призвала революционеров вернуться на родину. Ленин прибыл в Россию в апреле с программой знаменитых тезисов. Троцкий приехал в Петроград на месяц позже Ленина. Партия большевиков в революционных событиях до приезда Ленина находилась в растерянности. Наибольшее влияние на восставший народ имели эсеры и меньшевики, выражавшие интересы мелкой буржуазии (демократия) которые, в свою очередь, содействовали укреплению у власти крупной буржуазии (либералов). Но милюковские соглашения с Антантой против народа, июльские расстрелы рабочих, заговор Керенского, Корниловский мятеж выдавали хищные намерения буржуазии, которая защищала быстро сменяемые соглашательские правительства. Травля и клевета на большевиков в буржуазных газетах после июльского восстания уже не могли до конца обмануть рабочих. Во многих крупных городах большевики завоевывают большинство в Советах, а в октябрьские дни они выступают руководителями восстания. Троцкий, как и в революцию 1905 года, избирается Председателем Петроградского Совета, а затем и председателем Военно-революционного комитета, организовавшего Октябрьский переворот.
В самые трудные годы Гражданской войны Троцкий занимает наиболее ответственные посты в советском правительстве. Но прежде всего в эти годы он выступает как военный стратег и организатор новой армии. Во времена отчаяния, когда молодая Советская республика находилась на краю гибели, Троцкий на самых трудных фронтах, рискуя жизнью, участвует в сражениях, сменяет командующих армиями путем выборов командиров в полках, добивается дисциплины и слаженности фронтов. Знаменитый поезд, о котором знали все в 1920-е годы и никто не знает сейчас, был военным штабом на колесах, организованным Троцким. Поезд всегда находился на самых трудных участках фронта. Троцкий прожил в этом поезде три с половиной года. Моральные и организационные основы Красной Армии, заложенные большевиками и прежде всего Троцким, несмотря на обезглавленность ее перед войной репрессиями, принесут победу СССР и во Второй мировой войне. Муралов, Путна, Якир, Тухачевский и другие высшие руководители армии вышли из военной школы Троцкого — всех их уничтожили сталинисты.
НЭП, на котором настоял Ленин, впервые был предложен Троцким как наиболее верный путь подъема экономики после разрухи Первой мировой и Гражданской войн. Победившая реакционные режимы страна принялась за восстановление хозяйства. Революционные институты окрепшей власти пополнялись не только теми, кто мог ей пользоваться в интересах дела. Некоторые злоупотребления властью в госаппарате и в партии уже 1922 году вызвали серьезную тревогу Ленина. Внезапная болезнь Ленина не позволила ему повести намечавшуюся борьбу с ростом чиновничества, входящего во вкус к власти. За напряженной работой мало кто из большевистских лидеров придавал значение первым проявлениям бюрократии, приведшим впоследствии к бюрократическому перерождению государства. Ленинское письмо к XII съезду партии о контроле за властью не было зачитано на съезде. Смерть Ленина совпала с болезнью Троцкого, в котором Ленин видел единомышленника в борьбе с бюрократией и наиболее последовательного марксистского политика. Бюрократия тем временем укрепила свои позиции, наметив политический триумвират Каменева, Зиновьева и Сталина. Троцкий не повел решительной борьбы против своих противников, боясь расколоть партию; ему также не хотелось выглядеть претендующим на власть [курс Троцкого на реформу партии был вполне оправдан в то время в качестве составной части международной революционной перспективы — ред.]. «Ленинский набор» новичков в коммунисты, 24 тысячи человек, способных подчиняться начальству, растворял авангард пролетариата и давал новой верхушке свободу действий. Социальную основу перерождения партии в бюрократию давала, безусловно, отсталая многомиллионная крестьянская масса как основное население страны и окружение со всех сторон капиталистического мира. Через несколько лет партия оказалась декорацией Сталина — наиболее коварного претендента на верховную власть. Троцкого в 1928 году сослали в Алма-Ату, а в 1929 выслали в Турцию.
До 1940 года Троцкий жил в Турции изгнанником, во Франции, в Норвегии и в Мексике. Кичившиеся политическими свободами европейские страны предоставляли политическое убежище кому угодно, но только не революционерам. Статья Троцкого «Демократический урок, которого я не получил» замечательно показывает фальшивость демократической ширмы Запада. По сговору со Сталиным дипломаты и правительства Европы вели преследования Троцкого и шпионаж за ним. Его также выслали из Франции и Норвегии. Не имея пристанища, Троцкий не предавался унынию. В годы изгнания он написал самые значительные книги и одновременно издавал Бюллетень оппозиции. С 1933 года, после прихода к власти Гитлера, Троцкий вел подготовку к созданию Четвертого Интернационала.
Через Четвертый Интернационал, задушенный впоследствии капиталом, через огромное литературное наследие Троцкого тянется до наших дней тонкая нить преемственности марксизма. Его книги — лучшее историческое свидетельство первой половины XX века. Джеймс Кэннон, соратник Троцкого по Интернационалу и немногочисленная Интернациональная Коммунистическая Лига [просталинистская тенденция, отколовшаяся в 1990-е годы от базирующейся в США Лиги Спартакистов — ред.], существующая в виде крошечных секций в разных странах, может быть единственные сегодняшние сторонники учения Троцкого, у которых нет, однако, деятельной партии.
Почему имя Троцкого оболгали официальные идеологи на Западе и в СССР — понятно. Но почему ныне здравствующие «коммунистические» партии России, не утруждая себя изучением работ Троцкого, записали его в «жиды», определив тем самым до конца отношение к нему? Во-первых, потому что эти партии националистские (с патриотической окраской), а Троцкий — их противоположность: интернационалист. Во-вторых, сталинские коммунисты не могут канонизировать Троцкого, заклеймившего Сталина. Им и Ленина, не дожившего до сталинизма, не всегда удачно удается подогнать под свои претензии. В настоящее время нет ни одной коммунистической партии, которая по уровню зрелости поднималась бы до действительного марксизма. Эту партию еще нужно создавать, и народное возмущение негодяйством существующих режимов торопит людей с умом и сердцем.
Троцкий, организовавший Четвертый Интернационал, был ненавистен как фашизму, так и сталинизму, особенно в пору новой мировой бойни. Все предсказания пророка о предстоящей войне и замыслах хищников обоих лагерей сбывались. Он мешал злодеям. Сталинский агент Рамон Меркадер убил Троцкого в его доме в Кайоакане, в Мексике. Тысячи активных оппозиционеров сталинскому режиму, заточенных в воркутинском и других лагерях, погибли ранее своего лидера. Людей с совестью, с убеждениями и позицией, с широтой взгляда и глубиной мысли уничтожают прежде всего. Они — главная помеха класса эксплуататоров, всегда стремящихся держать народ в темноте, а через эту темноту управлять народом и высасывать из него прибыль.
Неужели Октябрьская революция была напрасной жертвой, как уверяют нас сегодня все средства массовой информации? Вычеркивают Октябрь лишь новая буржуазия и их прихвостни, получающие подачки. Октябрем 1917 года мир был разделен на две системы: социалистическую и капиталистическую. Весь ХХ век определился соперничеством этих систем. Но прежде, чем на мировой арене сложился социализм, мир потрясала Первая мировая война. Война, организованная империализмом, переросла в революционное движение почти всех европейских народов и самая мощная революция разразилась в России. Февральская революция упразднила русский царизм — институт средневековья, но не разрешила главных исторических задач: крестьянин оставался без земли, а солдата, выходца из крестьянства, Временное правительство посылало в окопы для продолжения войны. Бедствующее положение основной массы народа, прежде всего рабочих и крестьян, требовало разрешения аграрного вопроса, т.е. немедленного наделения землей крестьянства и прекращения войны, которая велась во имя дележа и прибылей капиталистов. Неустойчивая власть февральского режима качалась под давлением поднявшегося революцией народа. Политические партии дарили народу обещания и не спешили их выполнять, в тайне вынашивая корыстные цели овладения властью и богатством. На протяжении восьми месяцев от Февраля до Октября, при сложившемся двоевластии (Советы и Временное правительство), буржуазия и ей сочувствующие политические партии (кадеты, эсеры, меньшевики) выкраивали у революции новые возможности закрепления за собой власти, а вместе с ней и новую наживу. Революционное настроение народа в конце концов склонилось в пользу программы большевиков, выдвинувших подлинные требования рабочих и крестьян. Большевики, выступая в качестве авангарда рабочего класса в результате Октябрьской революции, пришли к власти. Молодая Советская республика отстояла новый строй в ходе Гражданской войны, борясь против интервенции Антанты. В этих горячих боях партия большевиков потеряла значительный слой наиболее убежденных сторонников социализма, а укрепившуюся после смерти Ленина власть пополнили находчивые карьеристы, вяло участвовавшие в революции. Власть большевиков переросла в сталинизм. Однако, несмотря на складывающуюся бюрократию Сталина, изменения социального устройства, заложенные большевиками, дали удивляющие весь мир результаты, из которых выросла могучая страна, защитившая позже себя и другие страны мира от фашизма. Заложенные большевиками основы строительства СССР не позволили сталинистам, укрепившимся у власти, захватить в личную собственность землю, фабрики, заводы. Обобществленная собственность на средства производства, несмотря на уродливый бюрократизм власти, позволила СССР экономически подняться и политически удержать на многие десятилетия социалистическую систему. В стране был создан мощный пласт культуры: многомиллионная, прежде всего крестьянская масса, образованием, наукой и искусством была, наконец, оторвана от своей средневековой дремучести. При всех противоречиях существовавшего социализма в СССР, после Октябрьской революции благосостояние и культура рабочих и крестьян, основной трудовой массы населения, поднялись.
Мир социализма рухнул, по крайней мере сильно сузился. Можно сказать, сбылось предсказание Троцкого («Чиновник ли съест рабочее государство или же рабочий класс справится с чиновником? Так стоит сейчас вопрос, от решения которого зависит судьба СССР»). Партократия предала социализм и продала страну крупному капиталу. Страна за пятилетку была разворована и попала в невероятные долги (внешний долг только России равен 300 млрд долларов [официальная цифра примерно в два раза меньше — ред.]; внешний долг СССР составлял 20 млрд долларов). Запад, рассказывая сказку своим и нашим народам о помощи всем республикам бывшего СССР, загнал в долговую яму эти республики, опираясь на национальные верхушки наших новоявленных миллионеров. Миллионеры получили свою плату за продажу страны и своих народов; наиболее законченные негодяи стали миллиардерами. Святая троица из криминала, торгашей и гнилой партократии довершила «перестройку», приведя страну к разрухе и беспределу. Беспредел — народное название нашей новой жизни. Статистика стесняется обнажаться в социальных язвах нового времени. Смерть стариков от голода и холода, беспризорники дети и бродяги-бомжи, национальные и окраинные войны, эпидемии, бандитизм каждодневно вторгаются в нашу жизнь. Сколько людей страдают от злостных недугов? Или всего этого нет? Или все это следствие социализма, как партократия называла собой порождаемые язвы пережитком прошлого? Но тогда почему ко всем бедам подбирается новая: мир по-деловому готовится к третьей мировой войне, ядерный потенциал которой обещает поделиться недугами со всеми поровну? Чтобы не отвечать каждодневно на все эти вопросы, телевидение забавляет нас беспредельно глупыми шоу и боевиками, питейные заведения предлагают водку и пиво, а идеальным гражданином считается тот, кто платит налоги капиталу и не видит дальше своего носа. Капитал же не чувствует никакой беды: он занят собственной наживой и одурачиванием эксплуатируемых.
Исторически сталинизм сыграл свою подлую роль. Бюрократия клещом впилась в рабочее государство и продержалась на нем более 70 лет, пройдя через хрущевство и брежневизм. На историческом вираже Перестройки бюрократия, приобретя физиономию партократии, вступила в сделку с капитализмом и продала мировую державу. «Левая оппозиция» оказывала сопротивления сталинизму, когда сталинизм только начинал разрастаться. Этой борьбе Троцкий посвятил остаток жизни. Надо сказать, во всех ключевых событиях, определивших судьбу XX века, т.е. в подготовке Октября и в строительстве СССР, а также в наиболее активном сопротивлении сталинизму выдающаяся роль принадлежала Троцкому — ближайшему соратнику Ленина.
Могила и музей Троцкого находятся на окраине огромного Мехико. Друзья похоронили Льва Давыдовича во дворе дома, где он жил в последнее время. В музее много фотографий, библиотека, видеозал, рассказывающий воспоминаниями современников о последних годах Троцкого. Дом, музей и могила внешне выглядят скромно. Экскурсии ведутся на основных европейских языках. Посещают музей не только или англоговорящая публика, интересующаяся политической историей или историей марксистских течений. На русском языке экскурсии не проводятся в виду исключительно редкого посещения своего пророка соотечественниками.
Трагична могила на чужбине. Еще более трагична память о Троцком. «Врагом народа» изобразила бюрократия человека, посвятившего всю свою жизнь народу и погибшего за народ. Народ же не знает ни жизни Троцкого, ни им оставленных книг, ни его могилы. Миром правят деньги и ложь.
Дом Троцкого
Нора Волков родилась в марте 1956 года в том самом доме, где убили ее прапрадедушку, и прожила в нем до самого окончания школы. Вероятно, в том есть большая заслуга Эстебана Волкова, что его дочь считала этот дом просто домом – он умел держать своих демонов на замке.
Эстебан подростком жил в этом доме со своим дедом, его второй женой Натальей, бесчисленными телохранителями и секретарями. В доме, откуда Троцкий непрерывно вел борьбу со Сталиным. Чтобы сохранить память о деде, Эстебан создал здесь музей.
Там все сохранилось таким, каким было в день покушения на Троцкого: пулевые отверстия, оставшиеся после предыдущего покушения, кабинет, где его убили. Волков собрал также коллекцию фотографий, документов и вырезок из газет, рассказывающих о жизни Троцкого и его семьи, о его борьбе и, наконец, об убийстве.
"В доме были комнаты, в которых Троцкий принимал посетителей, а мой отец переделал их в жилые, - вспоминает Нора Волков. – Он хотел, чтобы в музейной части дома мы ни к чему не прикасались, но мы не всегда следовали правилам".
Эстебан прожил в Мексике счастливую жизнь. Хотя он и создал частный музей Троцкого, он всегда оставался вне политики, чтобы не навредить своей семье. "Все, что я знаю о Троцком, я почерпнула из книг, из общения с друзьями семьи, но только не от своего отца", - замечает Нора.
Настоящее имя Троцкого было Лев Давидович Бронштейн. Эстебан Волков использует фамилию "Бронштейн" как вторую часть своей фамилии, но иудаизм он не практикует, так же как и его дочь. Однако Нора гордится тем, что наполовину еврейка. Ее мать была испанкой-католичкой.
"Троцкий не считал себя евреем. Он говорил, что принадлежит к человеческой расе", - рассказывает Волков.
Только однажды история чуть было не вмешалась в жизнь Норы Волков. Когда она с отличием окончила колледж, ей было предложено поехать учиться в Россию. Она была звездой среди своих однокурсников и с пяти лет знала, что станет ученым.
"Я действительно собиралась поехать, - рассказывает Волков. – Мой отец был очень обеспокоен, но так как я была подростком, я не обращала на его советы никакого внимания. Друзья семьи говорили мне: Нора, ты подвергаешь опасности себя и свою семью. Кроме того, ты приедешь в Россию, а они скажут: посмотрите, насколько свободна наша страна – у нас учится праправнучка Троцкого". А ведь Троцкого в то время еще официально считали врагом народа.
В итоге Нора поступила в медицинскую школу при Национальном институте Мексико (Universidad Nacional Autonoma de Mexico, UNAM). Это был странный выбор, учитывая, что она получила частное американское образование и отлично говорила по-английски.
Как бы там ни было, она окончила UNAM в 1981 году и готовилась к поступлению в докторантуру Массачусетского института технологий. Но тут произошло событие, которое определило всю ее дальнейшую жизнь. Перед поступлением в докторантуру ей на глаза попался номер журнала Scientific American, в котором рассказывалось о возможности "графического" трехмерного изучения человеческого мозга с помощью введения в мозг пациента радиоактивных веществ и последующего сканирования. С помощью этого способа появлялась возможность более полного изучения различных неврологических нарушений, таких как инсульты, эпилепсия, болезнь Альцгеймера и наркомания. Так как это направление особенно перспективно развивалась в Нью-Йорке, Нора решила ехать именно туда.
Спустя несколько дней она уже стояла в приемной Роберта Канкро, председателя психиатрического отделения Медицинской школы Нью-йоркского университета. Он принял ее на работу. "Наверное, я ему понравилась", - думала Нора.
"Нужно было быть дураком, чтобы упустить ее, - вспоминает Канкро, который до сих пор возглавляет психиатрическое отделения и дружит с Волков. – Было видно, что она умна, горит желанием работать и полна энтузиазма… Я ведь психиатр, в конце концов".
Первая научная работа Волков была посвящена использованию метода сканирования мозга для получения информации о раковых опухолях в мозгу без хирургического вмешательства. "Вдруг у меня в руках оказался инструмент, который измерял биохимические трансформации, позволяя не вскрывать череп и не удалять ткани", - вспоминает она.
Потом она занялась шизофренией. Она изучала, как медикаменты вступают во взаимодействие с мозговыми центрами, которые управляют проявлениями шизофрении. Более всего ее интересовал вопрос, влияют ли медикаменты на подавление мыслительных процессов, на "бедность мысли": состояние, при котором все мыслительные процессы замедляются, и шизофреники теряют способность испытывать удовольствие и возбуждение. Ей удалось подтвердить эту теорию.
В 1984 году она покинула Нью-Йоркский университет и уехала в научный центр Университета Техаса в Хьюстоне, чтобы продолжить исследования – этот научный центр был оснащен самым передовым оборудованием. Однако по приезде выяснилось, что университетском госпитале нет ни одного шизофреника.
Зато там были наркоманы, употреблявшие кокаин. И Нора снова стала пионером, решив использовать метод сканирования головного мозга для изучения наркомании. Поначалу результаты ее работы игнорировали – наверное, потому что они опережали свое время, ведь в то время кокаин не считался токсичным, а Норе удалось доказать, что употребление кокаина вызывает в головном мозге наркоманов мини-инсульты. Только через три года отчет об этом исследовании согласился опубликовать British Journal of Psychiatry.
В Техасе Нора Волков вышла замуж за Стефена Эдлера, инженера-физика Университета Техаса. Вместе они переехали в Брукхэвен, где каждый продолжает свои исследования.
Предшественник Норы на посту главы NIDA, Алан Лешнер (сейчас он руководит Американской ассоциацией развития науки), считает Волков "идеальным человеком, без преувеличения". Американской науке требуется сильный руководитель, чтобы перейти на новый этап развития, считает Лешнер.
Мемориальный дом – музей Фриды Кало знакомит с жизнью этой самобытной художницы, яркой личности, незаурядной женщины. Позволят соприкоснуться с творческим миром 2-х неординарных художественных деятелей – Фриды Кало и Диего Ривера. Воссоздает атмосферу их каждодневной жизни, творчества, художественных поисков, знакомит с уникальными коллекциями преиспанского и колониального искусства, которые Фрида и Диего собирали всю жизнь. Фигура Троцкого – одна из самых ярких, противоречивых и трагических. Дом-Музей рассказывает о последних годах жизни «Королевского изгнанника», нашедшего прибежище в Мексике, знакомит с его персональными вещами и подлинными документами, воссоздает обстоятельства и хронологию последних минут жизни этого «неисстового революционера». Во дворе дома находится могила Троцкого.
Из воспоминаний советского разведчика
В самый канун войны (не помню точной даты, но как говорил мне последний биограф Троцкого Д. Волкогонов, 16 июня 1941 года) И. Агаянц, временно возглавлявший работу по эмиграции в нашем разведуправлении НКГБ вынес постановление о завершении операции в отношении руководства троцкистского Интернационала. Это было символично. Сталин и Берия ставили перед разведкой задачу к началу войны закончить операцию «Утка».
20 августа 1940 года Рамон Меркадер ликвидировал Троцкого. Однако прошел почти год, прежде чем Эйтингон, руководивший в Мексике этой операцией и мать Меркадера Каридад оказались в Советском Союзе, что дало возможность подвести итоги этой операции не по сообщениям агентуры, а в ходе личного обмена мнениями.
Нам удалось не просто обезглавить троцкистское движение, но и предопределить его полный крах. Сторонники Троцкого быстро теряли остатки своих позиций в международном рабочем движении. Их деятели оказались в ситуации почти враждебного недоверия друг к другу, многие перешли на конспиративное сотрудничество с полицейскими органами США и агентурным аппаратом германской разведки, руководствуясь желанием всячески мстить компартиям США, Франции, Италии.
К ликвидации Троцкого наряду с группой «Мать» Эйтингон привлек проверенные кадры нашей агентуры из Испании, эмигрировавшей в Мексику. Там же в изгнании находилось республиканское правительство. Именно Эйтингон с большим риском для жизни провел операцию по выводу руководства испанских республиканцев и компартии весной 1939 года во Францию. При этом в дополнении к вывезенному в 1936 году испанскому золоту удалось эвакуировать из Барселоны значительные средства в валюте и драгоценностях. Они затем были использованы для поддержки испанской эмиграции и для создания конспиративного аппарата во Франции, Мексике и ряде стран Латинской Америки.
Завершающая фаза операции «Утка» началась в то время, когда наши нелегальные и боевые группы упрочили свои позиции в США и Мексике. Помнится, зима 1939—1940 годов была суровой и в прямом и переносном смысле. На дворе стояли сильные морозы, а на душе была большая озабоченность развитием событий на финском фронте. В один из таких дней меня неожиданно вызвал к себе Берия и приказал сопровождать его на дачу. Приближался вечер. За окном уже стемнело. Я раздумывал, что стало поводом для этой поездки. Одно мне было совершенно ясно: речь шла об оперативной встрече. И действительно, на даче Берия познакомил меня с молодым человеком, обладавшим каким-то неуловимым свойством притягивать и располагать к себе собеседника. «Знакомьтесь, товарищ «Юзик», — представил его мне Берия. Для меня, занимавшегося испанскими делами в ИНО, этим все было сказано. Я знал, что «Юзик» один из главных спецагентов нашей разведки в Испании, благодаря которому были установлены наши прочные связи в военных, дипломатических и политических кругах республиканцев. Приобретенные им контакты, доверительные отношения с лидерами анархистов, министрами республиканского правительства обеспечивали нам выходы на видных деятелей международной политики, несмотря на трагичное завершение гражданской войны.
Лично зная нашу испанскую агентуру «Юзик» — Иосиф Ромуальдович Григулевич идеально подходил на роль ближайшего помощника Эйтингона в завершающей фазе операции «Утка». К тому времени Эйтингон (товарищ Том) легализовался в США и перебрался в Мексику. После завершения операции мы планировали, что и Д. Сикейрос и группа «Мать» покинут Мексику, «Тома» ждала важная работа в Москве, а «Юзик», превратившись в «Артура», станет нашим главным нелегальным резидентом в странах Латинской Америки, предварительно организовав новый агентурный аппарат в США. Так оно и случилось.
В 1940 году было принято решение об укреплении нелегальной работы в Америке. Иногда почему-то неправильно истолковывается период между 1939 и 1940 годами, как время прекращения разведывательной работы в США. Да, действительно, из США были отозваны И. Ахмеров (Бил) и его помощник Н. Бородин (Гранит). Но одновременно туда был послан вместе с Григулевичем в качестве нелегала опытнейший разведчик, прошедший большую школу в боевом аппарате Особой группы Я. Серебрянского, только что восстановленный в кадрах разведки, Константин Кукин (Игорь), особенно отличившийся в годы Великой Отечественной войны, причем на ее самых острых перекрестках. Именно Кукин, П. Пастельняк (Лука), Г. Овакимян (Геннадий) в 1939, 1940 и 1941 годах заложили совместно с Эйтингоном и Григулевичем прочный фундамент для успешной деятельности нашей разведки на американском континенте.
После 20 августа 1940 года мать Меркадера Каридад (Клавдия) вместе с Эйтингоном первоначально укрылись на Кубе, где у семьи Меркадеров были надежные родственные связи. Григулевич, сменив документы, вынужден был уйти в подполье и легализоваться в США. Потом Каридад и Эйтингон также перебрались в США, вначале в Нью-Мехико, а затем в Сан-Франциско.
В 1941 году в США очень сильно ужесточился контрразведывательный режим. В то время мы получили важную информацию из американского Минюста и Федерального бюро расследований от источника, близкого к американским правительственным кругам, о том, что в США разработана целая программа профилактических мер по изоляции как пронацистских, так и прокоммунистических элементов в случае войны и введения чрезвычайного положения. Программу стали активно проводить в жизнь в связи с началом Второй мировой войны. Это была только часть крупных мероприятий, которые американцы затем осуществили в 40-е годы. Тогда были депортированы японцы и интернированы лица, связанные с немецкой нацистской колонией.
Наша агентура, в особенности группа «Дяди» в Калифорнии, имеющая прочные связи с негласным аппаратом США, оказалась в поле зрения американской контрразведки. Поэтому было принято решение о переброске Григулевича в Латинскую Америку, как говорили, на периферию «в деревню». Тогда было две так называемых деревни: ближняя — это Мексика, дальняя — Канада. Но в Мексике после ликвидации Троцкого слишком рискованным было бы пребывание Григулевича. Наши связи среди испанских эмигрантов и актива профсоюзов были частично отслежены местной контрразведкой. Она, правда, не имея доказательств о причастности к убийству Троцкого, никого из подпольного агентурного аппарата не могла задержать, но часть группы Сикейроса все же была арестована местной полицией. Поэтому Григулевич с помощью сотрудников нашей резидентуры в Вашингтоне и Нью-Йорке был переброшен в Буэнос-Айрес. Здесь его застигла война.
Когда Эйтингон и Каридад в конце мая 1941 года вернулись поездом Харбин—Москва, я встречал их на Казанском вокзале. По поручению Берии, который принял Эйтингона и Каридад вместе со мной у себя в кабинете, я представил для ЦК партии на полутора страницах рукописный отчет о ликвидации Троцкого. Берии, видимо, это необходимо было для доклада Сталину.
Почти за год до этого в августе 1940 года, спустя два-три дня после ликвидации Троцкого, когда я также направил короткий рапорт Берии, было принято решение о том, что Эйтингон вернется домой самостоятельно. А оставшиеся деньги, которые были выделены на проведение операции, намечалось использовать для поддержания Рамона Меркадера, находившегося в тюрьме, для оплаты адвокатам.
Именно тогда Сталин произнес фразу: «Мы будем награждать всех участников этого дела после возвращения домой. Что касается товарища, который привел приговор в исполнение, то высшая награда будет вручена ему после выхода из заключения. Посмотрим, какой он в действительности профессиональный революционер, как он проявит себя в это тяжелое для него время».
Досье «Утка» хранилось у меня в личном сейфе. Но после 20 августа 1940 года одновременно с докладом и рукописным рапортом все документы забрал Берия. Затем дело «Утка» вообще изъяли из оперативного пользования. Только после ареста Берии, когда прокуратура заинтересовалась телеграммами, адресованными Тому от имени Павла (Берии), мне стало ясно, что проверке подвергаются и эти материалы. Однако на этом путешествие досье не прекратились. Оно не вернулось в разведку, а оказалось в общем отделе ЦК КПСС, а потом в президентском архиве.
Когда Рамон попал в тюрьму, дважды поднимался вопрос о его побеге или о досрочном освобождении. Один раз при мне в 1943 году, второй — в 1954, почти десять лет спустя. Тогда речь шла об освобождении его под залог, даже продумывали ходы насчет взятки министру юстиции Мексики. Но когда начальник внешней разведки КГБ А. Панюшкин, как рассказывал мне один из ветеранов нашей нелегальной разведки, пошел вместе с ним докладывать председателю КГБ И. Серову об этих планах, тот их выгнал, сказав при этом, чтобы к нему не приставали со старыми сталинскими делами. Он собирался вообще закрыть это дело. Но сделать это было невозможно, поскольку оно находилось на контроле в ЦК партии и судьбой Рамона интересовалось руководство испанской компартии. По нему, во всяком случае так было при Сталине, существовала отчетность: о судьбе разведчика, находящегося в заключении, докладывалось высшему руководству.
17 июня 1941 года Эйтингон, Каридад и я были приглашены в Кремль, но не в Свердловский зал, как обычно, а в кабинет Калинина, где он вручил нам коробочки с орденами. Каридад и Эйтингон получили орден Ленина. Меня наградили орденом Красного Знамени. Такой орден был у меня уже вторым.
Приезд Эйтингона почти совпал с днем рождения моего старшего сына Андрея. Мы отмечали его на даче веселой компанией. Были Мельников и Эйтингон с женами. На день рождения пригласили и Каридад. Она привезла нам в подарок большое китайское блюдо. При встречах и в беседах Каридад говорила о своем желании продолжить революционную борьбу. Но мы трезво оценивали ее возможности. По-прежнему, в подвешенном состоянии находился вопрос о судьбе Рамона, и ее самопожертвование было для нас совершенно неприемлемым. Устроена она была в доме на Садовой, но чувствовала себя неуютно. Ее, конечно, можно было понять: хотя материально ее семья была обеспечена, обстановка в Советском Союзе не шла ни в какое сравнение с жизнью на Западне, к которой она адаптировалась. Каридад мечтала о другой жизни. После приезда в Москву она встретилась с Долорес Ибаррури и Хосе Диасом. Была составлена большая программа ее ознакомительной поездки по Советскому Союзу, а затем отдых в Грузии.
На Рамона и его семью — на Каридад Меркадер, сестру Монсерат, братьев Хорхе и Луиса — были заведены в КГБ учетные карточки, по которым им выплачивалось денежное содержание. Для них это был единственный источник существования. С Луисом история особая. Он приехал в СССР в возрасте 15—16 лет, находился на моем личном попечении, окончил Московский энергетический институт, стал профессором. В годы войны он был в бригаде особого назначения, работал в управлении по делам военнопленных в качестве переводчика при допросах пленных, хотя военнопленных из испанской «Голубой дивизии» было мало. Другие родственники этой большой семьи жили за границей. Хорхе попал в немецкий концлагерь и был освобожден нами в 1945 году.
Луис после смерти Рамона переехал в Испанию, где получал пенсию как участник войны, льготы и денежное содержание, связанные профессиональной деятельностью.
Каридад была единственной из сотрудников советской разведки, которая 9 мая 1945 года, как Клавдия, получила персональную телеграмму от Берии за подписью «Павел» с поздравлением по случаю Дня Великой Победы, в которую она и ее дети, участвуя в антифашистском сопротивлении, внесли достойный вклад. Там же сообщалось, что Хорхе освобожден из фашистского концлагеря. Депеша была вручена Каридад нашим резидентом в Мексике Г. Каспаровым.
До разведки, правда, с большим опозданием, в 1995 году, дошли письма Эйтингона, которые были подшиты в досье Рамона Меркадера. Адресовались они лично Андропову. Эйтингон писал, что из-за незаслуженно предвзятого отношения к нему, недостаточно оказывается внимания этому заслуженному работнику советской разведки, который тяжело болен и нуждается в успешной медицинской помощи и поддержке, На письме резолюция Андропова: «Встреча с работниками показала, что внимание оказывается, нет оснований беспокоиться». И тем не менее Леонид Эйтингон до последних дней своей жизни проявлял о Рамоне трогательную заботу.
Кстати, в отношении всей этой эпопеи и судьбы Эйтингона и имеются очень большие неточности и расхождения в публикациях. Когда мне позвонил Дмитрий Волкогонов и попросил прояснить ряд моментов, связанных с троцкистским движением, я обратился к председателю КГБ Владимиру Крючкову. Приехавшие сотрудники КГБ сообщили, что досье Меркадера исключительно скудное, в нем нет никаких данных об оперативной разработке, о его пребывании в Мексике, связях и т. д. Как оказалось, все документы прочно осели в личных архивах председателей КГБ, ходу им не давали. Поэтому даже те, кто опекал Рамона, были знакомы с его биографией в самых общих чертах. Закрытость способствовала распространению мифов о его семье, о том, что советские органы якобы держали «в заложниках его младшего брата и сестру, которые на самом деле проживали в Париже.
Получили также распространение сплетни об интимных отношениях Каридад Меркадер и Эйтингона, о том, что якобы на этой основе Рамон принял участие в операции по ликвидации Троцкого. Я несколько раз писал Волкогонову, интересовавшемуся этим делом, по поводу вздорности этих измышлений, запущенных в оборот перебежчиком Н. Хохловым. Ведь мало кто знает, что Эйтингон по делам троцкистов работал за рубежом с оперативной женой, старшим оперуполномоченным ИНО Александрой Кочергиной — Шурой. И именно она привлекла к сотрудничеству с нами Каридад. Кочергина прекрасно знала и поддерживала отношения еще во Франции с Рамоном. Каридад и Шура дружили семьями и в Москве в 40-е годы. Измышления об «интимных» отношениях Эйтингона с семьей Меркадеров сознательно запускались и у нас, и на Западе с целью очернить этих незаурядных людей, внесших существенный вклад не только в ликвидацию злейшего врага Советского Союза, но и в борьбу с фашизмом в трудное предвоенное время.
Надо отметить, что отношения к агенту, который честно выполнил свой долг, внимание к нему после того, как надобность в оперативном его использовании отпала — это исключительно деликатный вопрос. Мне рассказывали, как тяжело проходили встречи с Каридад Меркадер в Париже, когда в середине 50-х годов передавались деньги на поддержку этой семье. Наши оперативные работники, поддерживающие связь с семьей, зачастую были в неведении относительно всех обстоятельств, но интуитивно чувствовали, что судьба Меркадеров замыкается «на верхи». И надо отдать должное руководству КГБ в 60-е годы, оно свой долг, свои обязательства в целом выполнило. Несмотря на то что мы с Эйтингоном в это время находились в заключении, Рамону 6 июня 1961 года была вручена Золотая Звезда Героя Советского Союза. Что же касается его трудоустройства, то если бы не подключились товарищи из ЦК Испанской компартии, в частности, Луис Балагер и Долорес Ибарурри, возможно, ситуация с ним была бы достаточно сложной. Однако его трудоустроили в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, где он вел творческую работу, связанную с историей гражданской войны в Испании.
Надо сказать, что ко времени освобождения Рамона страницы истории гражданской войны и операций советской разведки в Испании стремились побыстрее закрыть. Интерес к испанским событиям возник лишь после 1964 года, когда стало ясно, что эра франкизма заканчивается и нужно думать о восстановлении наших позиций в этой стране. Однако именно в конце 60-х годов, как мне говорили ветераны нашей разведки, было принято решение отказаться от использования старого агентурного аппарата, контактов и связей. Причина была весомая: это история с испанским золотом и побег Орлова-Никольского, который уже давал показания в комиссии по антиамериканской деятельности. Приходилось считаться и с тем, что значительная часть агентуры, возможно, была американцами расшифрована.
Служба внешней разведки России провела в 1992—1994 годах активную операцию по публикации на Западе и у нас книги об Орлове-Никольском «Роковые иллюзии». В ней он выведен как герой, противник Сталина, не выдавший врагу известную ему советскую агентуру. У меня же все это вызывает, мягко говоря, скептическую реакцию, о чем неоднократно говорил сотрудникам СВР. Какая надобность перед молодым поколением работников разведки поднимать на щит перебежчика, укравшего у нашей разведки 60 тысяч долларов, что составляет сейчас примерно около миллиона долларов США. Вообще для любой спецслужбы вне зависимости от исторических условий ее деятельности крайне вредно для воспитания молодого поколения демонстрировать сочувственное отношение к любому перебежчику, какими бы мотивами и обстоятельствами это ни объяснялось. Любая разведка непримиримо относится к таким фактам. Авторы книги утверждают, что сотрудничество Никольского с американской контрразведкой было неискренним, что он не раскрыл важнейшую агентуру — «Кембриджскую пятерку». Она действительно не была им расшифрована, но только потому что Никольский боялся быть привлеченным к ответственности за использование фальшивых американских документов, которыми он пользовался, контактируя с Филби. При этом по понятным причинам он до конца отрицал свое участие в политических убийствах и терроре в Испании. Но американские-то спецслужбы, которым было все известно, закрывали на это глаза, ибо Никольский был нужен им в политической борьбе с Советским Союзом и его разведкой.
Никольский, безусловно, повел себя как предатель. В обмен на гражданство и роль консультанта он «сдал» американским полицейским органам важных агентов советской разведки в США, которые были задействованы в 1940-е годы. Странным мне кажется изложение разговора с ним сотрудника нашей разведки в США в 1960-е годы. Невозможно себе представить, чтобы он говорил Никольскому о моей и Эйтингона реабилитации. Во-первых, это не соответствовало действительности, во-вторых, советским разведчикам было категорически запрещено в 1953—1990 годах обсуждать судьбу Судоплатова и Эйтингона, а также их работу с кем-либо из агентов или даже эпизодических контактеров за рубежом.
Заключая эпопею «Утка», следует, однако, сказать, что, когда американские контрразведывательные и разведывательные органы активно занялись советской агентурной сетью в Мексике, они вышли на наши позиции и контакты с лидерами испанской эмиграции. Возможно, в какой-то мере это было связано с небрежностью работы нашего работе агентурного аппарата. Я же считаю, что в значительной степени это обусловлено предательскими действиями перебежчиков, указавших на наиболее очевидные контакты советской разведки с испанскими республиканцами, такими деятелями, как Идальго де Сиснейрос и Х. Эрнандес — министр республиканского правительства, одним из основателей испанской компартии, на плечи которого легли все тяжести, связанные с эмиграцией в Мексике.
Проверка американских источников
В канун войны помимо Англии важнейшая внешнеполитическая информация поступала из США. Смена и аресты руководства ИНО в 1938 году в значительной степени бросили тень подозрения на руководителей легальной и нелегальной советской резедентуры в США, вследствие чего многие из них были репрессированы. Несмотря на то что связь с рядом источников была законсервирована, из США продолжала поступать важная разведывательная информация по линии Коминтерна.
Руководство компартии США имело сильный нелегальный аппарат, внедрившийся в американские внешнеполитические, экономические ведомства и даже в администрацию президента.
После отзыва нашего легального резидента П. Гуцайта, нелегалов И. Ахмерова и Н. Бородина вся тяжесть координации разведывательной работы легла первоначально на нашего поверенного в делах, а потом посла К. Уманского. Еще в 1938 году по личному указанию Сталина он координировал участок нашей разведки, занимавшейся информацией об американо-китайском сотрудничестве и планах судостроительной программы ввиду растущей угрозы войны на Тихом океане. Тогда же, в особенности в начале 1939 года, возник вопрос о размещении наших военно-морских заказов в США, для чего туда прибыл заместитель наркома ВМФ адмирал И. Исаков. Уманский, что является уникальным случаем в разведке для людей его ранга, лично выехал в Калифорнию для инструктажа агентуры. К сожалению, американская морская контрразведка, как сообщил нам источник из ФБР, не только зафиксировала его встречи, но и записала инструктивный разговор.
В 1940 году руководящий работник ИНО А. Граур, о котором я уже упоминал выезжал для инспекции агентурной работы в США. Его оценка деятельности научно-технической разведки Г. Овакимяна с его многочисленными источниками была отрицательной. Граур также поставил под сомнение работу разведки НКВД и Разведупра Красной Армии по связям с эмиграцией. Помог нам тогда поставить все на свои места видный наш сотрудник разведки К. Кукин — «Пловец». В качестве нелегала он прибыл в США, убедился в ценности агентурных связей и подготовил заключение о целесообразности восстановления контактов с законсервированной с 1939 года агентурой.
Кукин, будущий резидент НКГБ в Англии в годы войны, окончил институт Красной профессуры, был человеком незаурядных талантов. Имел уникальный опыт в политической разведке, в создании нелегального аппарата, работал в Особой группе Серебрянского по диверсионным заданиям в Китае. И, несмотря на слабое здоровье, он сумел восстановить свои силы и выехал в США в качестве нелегала.
Заметный вклад в подготовку агентурного аппарата к работе в условиях будущей войны внес также заместитель начальника американского отделения нашей разведки Виталий Павлов (Клим) знакомившийся с условиями жизни на Западе под видом дипкурьера. Намечался он для агентурной работы на американском континенте и одновременно ему поручалось перепроверить реальность источников и связей, указанных в справке Граура. Речь шла о подтверждении выходов нашей разведки на агентурные позиции в руководстве американской администрации. В своих мемуарах, опубликованных в газете «Новости разведки и контрразведки», Павлов писал, что он вместе с Ахмеровым провели операцию «Снег», которая преследовала цель прозондировать позицию американских правящих кругов и прогрессивной общественности в отношении развития японо-американского конфликта. Таким образом, советскому руководству стало известно, о намерении американского правительства занять «жесткую» линию в отношениях с Японией, что могло привести к войне на Тихом океане. Все материалы операции «Снег», со слов Павлова, докладывались Берии и по его указанию впоследствии были уничтожены.
Но история этого вопроса (как известно мне, в то время руководившего этой работой), носит несколько иной характер. Когда встал вопрос о заключении пакта с Японией о ненападении и нейтралитете, мы прилагали большие усилия к перепроверке наших американских источников, чтобы выявить, каким образом можно воздействовать на американскую политику на Дальнем Востоке. Кроме того, нам было крайне важно знать, насколько реально военное столкновение японцев с Соединенными Штатами.
Дело в том, что и мы, и американцы были вовлечены в военный конфликт между Китаем и Японией, и мы, и американцы оказывали Китаю значительную военную помощь, секретно консультируя друг друга по этим вопросам и в Москве, и в Вашингтоне.
Павлов был послан с заданием именно в это время, правда, он несколько запоздал и прибыл уже после того, как был подписан советско-японский пакт о нейтралитете. Визит Павлова имел важное значение для будущего развития событий. Он встретился с членом негласного аппарата компартии США, помощником министра финансов Декстером Уайтом (Кассиром), позже много сделавшего для установления советско-американских экономических связей.
Уайт, или Вайс, своими корнями происходил из бедного еврейского местечка в Литве. Мы тщательно перепроверяли его родню при участии наркома госбезопасности Литвы П. Гладкова. Павлов, как мне помнится, ехал к Уайту с сообщением о том, что его литовские родственники живы и что мы можем помочь им материально или в выезде за рубеж. К сожалению, сделать этого не удалось — в начале войны они погибли в еврейском гетто в Каунасе.
Уайта нельзя рассматривать, даже при некоторой нашей скромной материальной поддержке в годы войны, как платного агента НКВД. Он был, скорее, доверенным лицом Советского правительства, встречаясь с его высокопоставленными представителями в США. Наша резидентура лишь способствовала этому. Зачастую ему важно было встретиться с нашим сотрудником В. Правдиным (Сергеем), заместителем резидента в Нью-Йорке, чтобы предварительно обсудить важные вопросы беседы министра финансов США Г. Моргентау, госсекретаря К. Хелла с послами СССР в США Уманским, Литвиновым, Громыко и наркомом иностранных дел Молотовым. Именно таким образом в годы войны Уайт способствовал решению важнейших вопросов экономической помощи Советскому Союзу и поставки вооружений по ленд-лизу, а также в 1944—1945 годах, когда речь шла о послевоенном экономическом устройстве в Европе и выплате Советскому Союзу репараций в объеме 20 миллиардов долларов за ущерб от гитлеровской агрессии.
Советскому правительству в 1945—1948 годах была предоставлена возможность печатать свободно конвертируемую валюту — оккупационные марки для Германии и для стран Восточной Европы в объеме 70 миллиардов. Эти марки по привезенному самолетом американскому клише печатались в типографии НКВД-МГБ на Лубянке. (Американцы в тот же период напечатали, как известно лишь 10 миллиардов марок. Из них наш в то время главный противник израсходовал в Германии и Австрии 6 миллиардов, остальные 4 были возвращены в американское казначейство). Таким образом, возмещая наши экономические потери в войне, благодаря Моргентау и Уайту мы в течение самых трудных трех послевоенных лет эмитировали денежные средства, свободно обменивавшиеся на доллары и фунты стерлингов в Европе, что позволило нам обрести необходимый финансовый инструмент для восстановления экономики СССР и стран Восточной Европы в зоне нашего политического влияния.
Наши западные союзники сразу же после войны осознали это обстоятельство и всячески стремились лишить нас этих экономических преимуществ. Им удалось осуществить это лишь в 1948 году, когда после слияния в «Бизонию» американской и английской зон оккупации в Германии отменили хождение оккупационных марок. Это была экономическая подоплека берлинского кризиса 1948 года, в ответ последовали наши меры по блокаде Западного Берлина. Но я, кажется, отвлекся. Вернемся к событиям весны — начала лета 1941 года.
Говоря о важной миссии Павлова, следует подчеркнуть, что никто перед Уайтом, перед нашей агентурой в США не мог ставить задачи напрямую вести политику провоцирования японо-американской войны. Это было совершенно исключено. Задача была совершенно другая — по возможности, использовать наше влияние в американских деловых кругах и правительстве, чтобы не допустить вооруженного выступления Японии против Советского Союза в случае, если он подвергнется немецкой агрессии.
И еще одно важное обстоятельство. В США создалась исключительно сложная агентурно-оперативная обстановка в связи с тем, что в разведывательной работе первоначально строившейся в рамках объединенной резидентуры Разведупра Красной Армии и разведки НКВД произошли структурные изменения. Элизабет Бентли (Умница) — главная связная «Голоса», — которой он много перепоручал своих связей, первоначально была агентом военной разведки, позже перешла к «Голосу», а затем вышла на связь с нашей легальной резидентурой. Поэтому получилось так, что информация о коммунистическим подполье, негласных членах компартии в американском правительстве (нелегальный кружок выходца из России, ответственного работника министерства сельского хозяйства США Натана Силвемастера) информация об агентуре НКВД и военной разведки была сосредоточена в руках одних и тех же людей. И позже в связи с предательством Бентли, все это оказалось в руках американских контрразведывательных органов. Надо отдать должное нашему резиденту с 1944 года в США А. Горскому (Громову), который после отъезда В. Зарубина разобрался и сигнализировал о подозрительном поведении Бентли, что подтвердилось при наружном наблюдении, установленном Горским, когда он направлялся на встречу с ней.
Павлов успешно решил поставленные перед ним задачи. Мы получили подтверждение, что американо-японская конфронтация на Тихом океане медленно, но определенно перерастает в военное противостояние. Для Сталина и Молотова это не было открытием. Видный аналитик Разведупра Красной Армии перед войной, а позднее наш крупный экономист-международник В. Аболтин еще в 1940 году подготовил записку руководству Наркомата обороны о неизбежности внезапного нападения японского флота на стратегические объекты Англии и США на Дальнем Востоке. Но информация Павлова о сложностях в достижении договоренностей между Японией и Америкой и о неприемлемости между ними экономического компромисса на фоне военных успехов Гитлера была исключительно ценной.
Павлов вернулся из США с важными данными о том, что несмотря на предательство Кривицкого, Чемберса, агенты Коминтерна и объединенной сети Разведупра и НКВД реально существуют и продолжают занимать важные позиции в американском государственном аппарате. В связи с этим, поступившая по линии Госдепартамента США информация о предложениях начать тайные мирные переговоры между Германией и Англией при американском посредничестве представлялась достоверной. Важным также было очерчивание сфер тайного обмена мнениями по дипломатическим каналам и по линии разведки между США и СССР о возможном прекращении войны в Китае, а также сохранении нейтралитета Швеции и Турции в условиях войны в Европе.
Накануне войны было принято принципиальное решение строить разведывательную работу в США по принципу создания главной резидентуры в самой Америке и двух вспомогательных — в Мексике и в Канаде. Канадскую резидентуру в начале войны и возглавил Виталий Павлов. В 1943 году в Мексику был назначен Л. Василевский, а главным резидентом по американскому континенту уже в октябре 1941 года стал В. Зарубин. Его назначение было более чем закономерным. Американская «точка» для советской разведки и дипломатии была особенно важной. Зарубин и его жена как нельзя лучше подходили для этой работы. Будучи опытными резидентами, они хорошо знали обстановку в США, выполняли там важные задания еще в 1937 году, находясь на нелегальном положении.
В завершении этого фрагмента воспоминаний хотелось бы еще раз акцентировать на том, насколько важным было в предвоенные и военные годы взаимодействие в США и Швеции советской разведки и дипломатии.
К. Уманский, В. Семенов и М. Ветров — видные советские дипломаты, не будучи кадровыми работниками и офицерами разведки, выполняли тем не менее исключительно ответственные поручения наших разведывательных органов, имея самостоятельный выход на руководство НКВД-НКГБ. Это относится и к Г. Астахову, которой был временным поверенным в Берлине. Все они имели свои кодовые псевдонимы. Их работа по линии разведки заключалась преимущественно в установлении контактов с определенными деятелями во время официальных встреч. Возможно, это покажется кому-то слишком рискованным — «засвечивание» человека с высокой дипломатической миссией на связях с симпатизирующими нам людьми, привлекаемыми источниками или даже агентами, Но на крутом повороте истории такая работа неизбежна. И успех этих связей зависит главным от интеллектуального потенциала резидента, то есть, насколько он контактен в общении, владеет ли свободно иностранным языком, досконально ли знаком с обстоятельствами, сутью проблемы. У нас же зачастую при смене поколений в разведке с интеллектуальной подготовкой не все было на уровне. Доходило до анекдотических случаев, когда заведующие консульскими отделами посольств — выдвиженцы «ежовского» партийного набора, выпускники Школы особого назначения 1938 года слали в Центр телеграммы, что они нашли дом, где должна состояться встреча с агентом, но войти в него по техническим причинам не могут. «Технические причины» объяснялись всего тем, что на Западе уже в то время в состоятельных домах устанавливались кодовые замки, что не было свойственно России с открытыми до недавнего времени настежь дверями в подъездах жилых домов.
Новая книга П.А.Судоплатова выйдет в ближайшее время в издательстве "ОЛМА-ПРЕСС".
Меркадер Рамон (Меркадер дель Рио, он же Рамон Иванович Лопес) (1913-1978, Куба), агент НКВД, убийца Л.Д. Троцкого, Герой Советского Союза (1960). Испанский коммунист, завербован при помощи своей матери Марии Каридид, также агента НКВД. Под руководством Н.И. Эйтингона подготовил покушение на Троцкого. Сблизился с его секретарем и под именем Жака Морнар получил доступ в дом Троцкого. 20.8.1940 ударом ледоруба по голове смертельно ранил Троцкого. Был арестован, отказался давать показания и был приговорен мексиканским судом к 20 годам лишения свободы. 22.8.1940 "Правда" сообщила: "Покушавшийся назвал себя Жан Морган Вандендрайн и принадлежит к числу последователей и ближайших людей Троцкого". Полностью отбыл срок. 6.5.1960 освобожден, доставлен на Кубу, а затем пароходом в СССР. Числился сотрудником Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. В середине 1970-х гг. переехал на Кубу. Умер от саркомы. Погребен на Кунцевском кладбище (Москва) под чужой фамилией.